Японский меч. Изготовление, история и предрассудки
В течение десяти столетий клинки японских мечей существуют без особых изменений в конструкции. Благодаря превосходным качествам этого вида холодного оружия, а также особому отношению японской нации к этим, казалось бы сугубо функциональным предметам, их история обросла всяческими вымыслами и догадками. Среди европейцев, стремящихся познать «загадки» дальневосточных цивилизаций через мистику религиозных учений и боевых искусств, родился миф о «сверхоружии», лучше и опаснее которого нет ничего.
Причем вера эта распространяется на все клинки японских мечей без исключения, хотя в разные эпохи среди этих изделий не всегда встречались удачные.
Железо и бронза были завезены в Японию из континентального Китая одновременно в III веке до н. э. И достаточно долгий промежуток времени оружие из металла существовало одновременно с продолжавшимися изготовляться каменными изделиями.
При этом заметно разделение их функционального назначения. Если каменное и железное оружие имело практическое значение в повседневной жизни, бронзовое стало предметом ритуально-церемониальных действий.
Этому способствовало возможно то, что сырье для производства бронзы (медь, олово и различные добавки, улучшающие качество бронзы) более редкое и, соответственно, более дорогое на японских островах, чем железосодержащая руда. Кроме этого, золотистый цвет бронзы и, соответственно, изделия, изготовленные из этого материала, ассоциировались у людей, высшим божеством которых было солнце, с миром Ками – японских божеств.
Бронзовые мечи несли в себе знаковую нагрузку, подчеркивая высокое положение владельца. Поэтому их старались сделать более декоративными, привлекательными. Такое стечение обстоятельств, когда часть оружия изначально не предназначалась для практического использования, породило на заре формирования японской культуры особую эстетику его восприятия, т.е. основное внимание обращалось на фактуру поверхности, форму, цвет и игру cвета.
Именно с тех времен протянулась переходящая сквозь века традиция восприятия японцем меча как эстетически самодостаточной вещи, в которой сконцентрирован окружающий его мир.
Первоначально изготовлявшиеся в Японии образцы имели сходство с привезенными из Китая, а затем и из Кореи. Чтобы полнее удовлетворить вкусы и потребности японцев, их стали видоизменять (в основном, по размерам). Но по качеству металла эти мечи уступали ввозимым образцам.
Первыми мечами японцев стали обоюдоострые мечи с узкими прямыми клинками. Такие находки датируются II – I веками до н. э. Бронзовые образцы отливались вместе с рукоятками, клинки железных мечей могли оканчиваться хвостовиком, на который рукоятка насаживалась. Но обоюдоострый клинок, в сечении сужающийся от середины к лезвиям, из-за невысокого качества металла, мог переломиться.
Очевидно, опыт практического применения оружия в боях способствовал тому, что постепенно клинки, оставаясь прямыми по всей своей длине, приобрели одностороннюю заточку и достаточно массивный обух со стороны, противоположной лезвию. Клинок стал толще и, соответственно, лучше противостоял нагрузкам. Произошло это в I – II веках.
При этом прямые клинки боевых мечей с односторонней заточкой повторяли китайские образцы, оставаясь достаточно длинными и узкими (длина: 60–70 см и ширина: 2,2–2,8 см), или являлись местным – японским – типом, отличающимся более широким и коротким клинком часто имеющим вогнутое, как у ятагана лезвие.
Но преобладал все же более изящный и узкий клинок, позволявший более быстро манипулировать мечом и обеспечивающий воину техническое преимущество над противником.
При этом в повседневной жизни обоюдоострые мечи кэн (или цуруги) продолжали свое существование, оставаясь культовыми предметами, в отличие от боевых тёкуто – прямых мечей с односторонней заточкой, – имевших сугубо функциональное предназначение. Это подтверждает бронзовый меч Кэн, найденный археологами в 1978 году в одном из могильных курганов недалеко от Токио, так называемый «меч из Инарияма».
На его клинке есть надпись-посвящение, в которой архаичный японский содержит некоторые обороты характерные для корейского языка. Это позволяет предположить, что мастерами-изготовителями могли быть эмигранты из Кореи, с которой Япония в то время поддерживала связь.
Начинается надпись с перечисления 8 колен предков и далее: «…из поколения в поколение до сегодняшнего, семья Вовакэ-но Оми служила главой меченосцев. Когда великий государь (оокими – великий Ван) Вакатакэру (456–479 гг. царствования) пребывал во дворце Сики, Вовакэ-но Оми было доверено помогать управлять Поднебесной.
В ознаменование этого приказано изготовить этот острый стократно закаленный меч и записать истоки его (Вавакэ-но Оми) службы, начиная с предков».
Надпись, содержащая 115 иероглифов, нанесена с обеих сторон клинка, который конечно же не мог быть стократно каленым хотя бы потому, что бронза вообще не поддается закалке. Это либо гипербола, подчеркивающая дороговизну и ценность изделия, созданного в память о выдающемся событии, либо неточность современного переводчика, не знающего тонкостей технологии изготовления такого рода изделий.
Дело в том, что для улучшения режущих свойств бронзовое оружие отбивали по лезвию, уплотняя структуру металла, точно так же, как делают это с современными косами. И возможно здесь речь идет об ударах кувалдой, неоднократно наносимых по краям клинка вдоль лезвий.
В то время меч был редким и дорогим оружием, которое могли позволить себе немногие. Поэтому и боевым мечам старались придать индивидуальность и, следуя оружейной моде, их рукоятки украшались навершиями, по форме и размерам которых сейчас древние тёкуто систематизированы. Самые простые навершия изготавливались в виде кольца, у более изящных внутри кольца были стилизованные изображения пары драконов.
Существовали навершия в виде прямоугольника вытянутого по оси клинка или расположенного поперек (такой меч называют кабуцути-то – меч с молотом). Большой интерес представляет тёкуто с навершием в виде луковицы, появившийся в VI в. На них впервые монтируется такой элемент, как цуба (Клинок №3, 2003 г. «Цуба – мечта коллекционера). Если более ранние типы наверший пришли из Китая и Кореи, то последний тип прямого меча с цуба – местного происхождения. С него и началась многовековая история японского меча.
В то время, когда в Японии еще повсеместно изготовлялись прямые тёкуто, на континенте – в Китае и Корее стали применяться в массовом количестве клинки изогнутые. Заимствована эта форма была у степных кочевников, предпочитавших воевать верхом на лошади.
Именно в этом случае сабля (а это общепринятое название клинка подобной формы) дает больше всего преимуществ. Рубка с оттяжкой на себя позволяет нанести более глубокую и опасную рану, что очень важно во время скоротечных конных столкновений, ведь на повторный удар времени нет (конь понес дальше). Но оказалось, что преимущества изогнутого клинка этим не исчерпываются. Чем меньше угол заточки, тем острее лезвие, тем лучше оно режет. Но тем меньше его механическая прочность, способность противостоять нагрузкам.
В изогнутом клинке извечный спор между прочностью и остротой решается методом компромисса. В клинке, рубящем под углом к плоскости удара, вектор приложения силы направлен не перпендикулярно к лезвию, а под некоторым углом, пропорциональным изгибу клинка. Сечение клинка, построенное по этому вектору в 1,5–2 раза длиннее, чем сечение построенное перпендикулярно к лезвию и равное ширине клинка.
Поэтому практически получается, что при равной толщине и ширине клинка и, соответственно, одинаковой их механической прочности, изогнутый клинок в 1,5–2 раза острее и поэтому опаснее.
Именно это обстоятельство способствовало тому, что изогнутые клинки «прижились» и в пешем строю – ведь прочный и острый меч дает явное преимущество на поле боя.
Но прежде, чем изогнутый клинок попал в Японию, там, в VII в. родился еще один вид прямого меча – широкий и короткий тесак варабитэ-то (меч с рукояткой в виде листа папоротника). Мечом этим вооружались люди невысокого положения, и был он приспособлен для рубки одной рукой. Ничего примечательного, за исключением одной детали – его рукоятка была направлена вверх под некоторым углом относительно лезвия.
Как предполагают, рукоятка такой конструкции была позаимствована у айнов – коренных жителей севера Японии, острова Хокайдо и прилегающих территорий. У них издавна бытовал национальный нож макири с изогнутой рукояткой. Ее удобнее было держать в руке при разделывании добычи.
В варабитэ-то такая посадка рукояти дает преимущество в точности рубки, так как ось рукоятки проходит впереди лезвия и при движении к цели клинок, находясь позади направляющей удар линии, выполняет функцию своеобразного руля, стабилизируя положение рукояти в ладони. Этим достигается правильное, без заваливания вбок, положение клинка в момент нанесения рубящего удара.
Теперь для появления полосы японского меча классического вида, оставалось совместить рукоятку типа варабитэ с изогнутым клинком. Это произошло примерно в VIII веке, когда изогнутые клинки с прямой рукояткой попали из Кореи на японские острова.
Творчески переработав конструкцию меча, местные мастера создали рюкозука-то (меч с вогнуто-цилиндрической рукояткой). Хвостовик рюкозука-то повторял очертания рукоятки и обкладывался с двух сторон деревянными щечками. После этого рукоятка обтягивалась кожей.
Следуя традиции, обозначенной мечами этого типа, в X веке был популярен меч кэнукигата-но тати с цельнокованой, изготовляемой заодно с клинком, объемной железной рукояткой. Рукояти таких мечей украшались чеканкой, а цуба и хабаки одевались со стороны острия вдоль клинка и «приклинивались» на нем. Исходя из ненадежного крепления этих элементов, можно предположить, что подобного рода мечи имели церемониальный характер, будучи популярны среди придворных аристократов.
В классическом же японском мече хвостовик уменьшился в размерах и, задавая рукояти оптимальный угол, под которым она стыковалась с клинком, стал вполовину ее короче и несколько уже в основании, еще более сужаясь к своему концу.
Монтирование всех элементов рукояти меча происходит со стороны хвостовика, упрочняя тем самым клинок в месте его соединения с рукояткой.
Процесс изготовления традиционного японского меча начинается с получения исходного продукта – стали. Ее получали из железосодержащего песка, добываемого в определенных местах. Песок этот содержал оксид железа и назывался сатэцу. Исходный материал обогащали, промывая водой и удаляя пустую породу, а после пережигали с древесным углем в сыродутной печи.
В результате этого образовывался пористый кусок металла – крица. Ее измельчали и пережигали повторно, железо науглероживалось, превращаясь в сталь. Полученную массу проковывали, уплотняя металл. Во время этого процесса через поры выходили наружу вредные примеси в виде шлаков.
Затем полученную лепешку закаливали в воде и разбивали на мелкие осколки. По зернистости сколов, свидетельствующей о различном содержании углерода в отдельных осколках, их сортировали, сваривали, проковывая до тех пор, пока не образовывались более или менее однородные пластины металла.
Таким образом, каждый кузнец изготавливал для себя исходный материал, сообразуясь со своим опытом. Таких кузнецов называли о-кадзи.
Второй способ получения сырья требовал специализации и усилий многих людей. Он происходил в печах, называемых татара. За один раз в печь загружали до 8 т сатэцу и 13 т древесного угля, получая в конце процесса стальной слиток кэра весом около 2 т. Этот слиток тащили по склону возвышенности наверх и роняли на камни, в результате чего он разбивался на более мелкие части.
Их подбирали, дробили, и осколки сортировали и проковывали, сваривая между собой. Но этот процесс был более практичен, поскольку кэра уже состояла из стали, правда, науглероженной очень неравномерно, в пределах 0,6–1,5% углерода. Сталь, полученная таким образом, называлась тамахаганэ, и именно она считается классическим исходным материалом для японских мечей.
Получают ее и сейчас, как в древности в таких же печах, используя традиционную технологию. При этом сатэцу в некоторых месторождениях природно легирован элементами, которые, входя в состав стали, улучшают ее свойства, делая клинки более качественными.
В отличие от о-кадзи, полностью контролировавших весь процесс получения исходного материала, кузнецов, работавших со сталью, получаемой в печах – татара, называли ко-кадзи. Из отсортированных на глаз мелких кусочков тамахаганэ ко-кадзи изготавливал методом кузнечной сварки брикеты металла разного качества.
Разница была в содержании углерода. Но даже в каждом из отдельных брикетов содержание углерода не было равномерным, и поэтому при закаливании брикеты становились хрупкими из-за чрезмерных внутренних напряжений и как исходный материал для изготовления клинка не годились.
Вот с этого момента и начинается характерная японская технология в принципе известная и в других частях света еще в древности, но нигде кроме Японии так скурпулезно не повторяемая в виду большого риска брака в случае некачественного «провара» слоев металла. Речь идет о так называемом «дамаске», многослойной стали, полученной путем кузнечной сварки.
Следует оговориться, что европейский дамаск, первоначально изготовлявшийся в Сирии, был всего лишь дешевой подделкой, имитацией индийского литого булата, обладавшего действительно уникальными качествами. Пакет из пластин стали с разным содержанием углерода проковывали, многократно скручивали, перемешивая слои и, в конечном итоге, сделанный из этой заготовки клинок протравливали слабым раствором кислоты.
В результате этого железо разъедалось быстрее, а сталь медленнее и на плоскостях образовывался рельефный узор, для неискушенного потребителя идентичный булатному. Эстетическая направленность, выраженная в необычайном узоре клинка, главенствовала над его качеством.
И только гораздо позже мастера изготовлявшие дамаск смогли совместить «приятное с полезным», опытным путем найдя такие технологии, следуя которым изделия из дамаска не так заметно проигрывали настоящему булату в качестве, будучи на уровне лучших европейских литых сталей. Но это тема отдельной статьи.
Здесь же следует подчеркнуть, что «японский дамаск» – многократная проковка заготовки – преследовала другую цель. Во-первых, проковывался один и тот же брикет стали. Он вытягивался, надрубался вдоль и складывался пополам, опять свариваясь, надрубался поперек, складывался…и так до 15 раз (но не больше).
При 15-кратном проковывании образуется более 32 тысяч слоев металла становящегося практически однородным, т. к. каждый слой достигает почти молекулярной толщины.
С помощью этой операции достигается выравнивание химических и механических характеристик стального пакета, и поковка может противостоять более мощным механическим нагрузкам, т. к. из теории сопротивления материалов известно, что многослойный брус гораздо прочнее монолитного.
Для изготовления одного клинка кузнец изготавливал по подобной технологии несколько полос с различным содержанием углерода, которое задавалось сортировкой исходных осколков стали.
Полученный таким способом образец бесполезно травить кислотой, ведь по сути это один кусок стали и разъедается он по всей поверхности с одинаковой скоростью. Поэтому узор на нем не выявится. Но в отполированной до зеркального блеска абсолютно гладкой поверхности глаз внимательного наблюдателя увидит рисунок выходящих наружу слоев – хада.
Он образован эфемерной границей между слоями – диффузией молекул, вызванной кузнечной сваркой. Именно эта тонкая, можно сказать, микроскопическая работа, совершаемая с помощью кузнечных молотов, и составляет основную трудность всего процесса. Достаточно небольшой небрежности в работе: оставить отпечаток пальца или кусочек окалины (в этом месте образуется «непровар»), и все идет в брак.
Процесс, описанный в предыдущей главе, был всего лишь подготовительным. В результате получалось несколько полос слоеной стали (минимум 2, максимум 7, в зависимости от принятого способа сварки клинка) с различным содержанием углерода. Сваривая их в различной комбинации, принятой в той или иной японской школе кузнечного искусства, в конечном результате и получали полосу японского меча.
Обязательным условием было использование полосы с наибольшим содержанием углерода (до 1,5%) для лезвия меча, а с наименьшим (до 0,5%) для внутренней, скрытой боковыми накладками части клинка. При этом никогда внутри не использовалось низкосортное железо, способное изгибаться при малейшем усилии. Использование в конструкции рационально расположенных полос стали разного качества давало возможность японскому клинку уверенно противостоять механическим нагрузкам и в то же время иметь твердое лезвие, способное долго держать заточку.
По сути, клинок японского меча имеет композитную конструкцию со всеми вытекающими из этого выгодами. В 30-х годах ХХ века известный историк оружия В.В Арендт, исследуя этот вопрос, назвал такой процесс «рациональной сваркой», что очень точно передает суть конечной операции.
По окончании ковки, после того как полосе в общих чертах были преданы размеры и изгиб, она подвергалась отжигу. Будучи медленно нагретая в горне без доступа кислорода до температуры выше 800°С, она затем так же медленно остывала вместе с горном. Потом полосу, ставшую мягкой и податливой, обрабатывали напильником и абразивными камнями, предавая ей окончательную форму.
При этом режущую кромку лезвия не затачивали, оставляя ее притупленной (толщиной 1-2 мм) для того, чтобы она могла сохранить равномерный нагрев в короткий промежуток времени, необходимый для переноса полосы из горна в сосуд с охлаждающей жидкостью. Если требовалось, инструментом, похожим на рубанок, простругивали долы вдоль обуха.
Придавали форму хвостовику и наносили на него насечку. На этом подготовка клинка к самому главному процессу – закаливанию – считалась завершенной.
Перед закаливанием, которое производится в воде определенной температуры, клинок покрывают глиной. Глину перед этим надо хорошо отмутить, то есть удалить из нее посторонние примеси. Для того, чтобы получить совершенно однородную глину для обмазки клинков, в Японии изобрели свой способ.
Для этого в морозный солнечный день влажные комки глины выкладывали на солнце. Влага, находящаяся в глине замерзала и превращалась в лед. Лед, не переходя в воду, на солнце испарялся, и комья осыпались, образуя обезвоженный порошок. Его собирали, просеивали на мелком сите и, смешав с водой, получали лишенный примеси глинистый раствор требуемой консистенции.
Сначала весь клинок покрывают очень тонким слоем огнеупорной глины с добавками. Затем, отступив от кромки лезвия и от острия клинка, накладывают на боковые стороны, и обух клинка слои потолще, давая каждому слою просохнуть. Суть этого процесса состоит в том, что толщиной слоя глины, нанесенного на клинок, регулируют скорость теплоотдачи при термообработке и контролируют весь процесс, закаливая различные участки клинка в разных режимах в течении того короткого промежутка времени, пока идет резкое остывание оружия в охлаждающей жидкости.
Очень тонкий слой глины на лезвии позволяет закалить его с максимальной твердостью (50–65 ед. Роквелла). В тоже время остальные участки получаются более мягкими, но зато способными противостоять ударным нагрузкам.
После нанесения слоев глины по всей длине клинка, на него в районе стыка лезвия с голоменью клинка (линия Хамон), на тонкий первоначальный слой подсохшей глины ребром шпателя наносят тонкие поперечные ребра из глины (аси-ножки). Смысл этого действа в том, что под нитеобразными утолщениями на тонком участке глины клинок закаливается в ином режиме, он менее твердый.
В результате нарушается монолитность внутренней структуры закаленного металла. Практически это означает, что от выкрошившегося в процессе эксплуатации участка клинка трещины не идут дальше, «обрываются». Это продлевает жизнь клинку с боевыми дефектами, оставляя его таким же надежным, как и раньше.
После очистки закаленного клинка от остатков глины его предварительно шлифуют достаточно грубым камнем, чтобы, осмотрев в белом виде, убедиться в отсутствии видимых дефектов. Если закаливание прошло удачно и явных дефектов нет, кадзи гравирует на хвостовике, оставшемся мягким, свое имя, название местности или что-то иное, что подсказывает его сердце и что поможет впоследствии потомкам идентифицировать клинок его работы.
Кстати, великие мастера вообще не подписывали свои изделия, считая, что и так ясно, кто сотворил это рукотворное чудо!
На риторический вопрос о том, какой временной промежуток нужен, чтобы отковать классический японский меч (нихон-то), соблюдая все технологии – ответ прост. Вопреки утверждениям о том, что на изготовление одного клинка уходят годы, организацией NBTHK (общество по охране искусства японского меча) рекомендовано современным мастерам, работающим по традиционной технологии, не делать больше 24 клинков в течение года.
Если учесть, что нормальный цикл работы – изготовление одновременно двух клинков (пока один прогревается, второй проковывается), то на изготовление одного клинка затрачивается месяц. При этом нельзя делать скоропалительный вывод, что если на два клинка затрачивается месяц, то на один уйдет 15 дней. Нельзя нагреть и проковать в два раза быстрее! Ускоренная технология ведет к браку. Поэтому изготовление одновременно двух клинков, это всего лишь рациональное использование времени.
На клинках и хвостовиках японских мечей, кроме надписей, часто встречаются изображения, различные по характеру, но всегда подчеркивающие индивидуальность данного образца.
Прежде всего, бросаются в глаза художественные гравировки – хоримоно. История их такова. В смутные времена междуусобных войн самурай мог положиться только на свой меч и для придания ему магического свойства оберега заказывал граверу изображения божеств-охранителей или их имен на клинке. Когда наступили мирные времена, традиция эта осталась, но сместилась с религиозно-мистического уровня на декоративный.
Поэтому грубая гравировка старых боевых мечей, которую выполняли сами кузнецы, стала более изящной и многосюжетной. В темах гравировки присутствуют драконы, карпы, бамбук и слива, морские волны и насекомые – все то, что встречается в сюжетах цуба этого периода. И гравировку выполняли уже специалисты-граверы.
К этой же операции относится и прорезание долов – продольных желобков на клинке. Их разновидности учтены и систематизированы, а сами долы, кроме декоративной функции, еще и облегчают клинок, сохраняя его жесткость и гася вибрацию во время удара.
Встречаются варианты, когда декоративная гравировка находится внутри дола и выполнена объемно, в виде барельефа. Такие изображения называются укибори.
В период Эдо возникла также мода гравировать на клинках строки из популярных в то время стихов, а также боевые девизы и изречения мудрецов древности.
Если часть Хоримоно скрыта под рукояткой, значит полосу меча в свое время укорачивали, так как японские мечи укорачиваются только со стороны хвостовика, который обрезается на требуемую величину. При этом случается, что старые надписи, остающиеся на изъятой части хвостовика, сохраняют.
Для этого часть хвостовика с надписью видоизменяют и в виде таблички прикрепляют заклепками к укороченному хвостовику. Но это и путь для подделок, когда к менее ценному клинку прикрепляют сохранившуюся надпись от погибшего меча.
Иногда встречаются непонятные знаки, похожие на иероглифы, но и отличающиеся от них. Это имена буддийских богов, написанные на санскрите – языке буддийских книг, пришедших из Индии. Но в данном случае санскрит стилизован и приобрел более привычный для японца вид. Такие надписи называются бондзи, и появились они в то время, когда позиции Синто в стране несколько ослабли, а на первое место вышел буддизм.
На хвостовиках, кроме надписи, могут быть гравированные или штампованные на раскаленном металле изображения – личные знаки кадзи. Это «мон» – личный герб, дарованный за особые заслуги, «као» – стилизованная роспись в стиле скорописи или «какихан» – монограмма из четко начертанных иероглифов, помещенная в рамку.
Все эти изображения будоражат воображение пытливых потомков и повышают стоимость меча.
Следующий этап, который проходит клинок японского меча, это полировка. Полировщик клинков – профессия, имеющая свои тонкости, поэтому предварительно обработанный клинок кадзи передает следующему специалисту (по технологической цепочке).
Прежде всего, следует отметить, что природа подарила японцам залежи абразивного материала необычайной чистоты и мелкозернистости. Без этого невозможно было бы создание того, что гордо именуется «Нихонто».
Чтобы читатель понял, о чем идет речь, расскажу об одном киносюжете, показанном в советские времена по ТV. Японский столяр, на глазах у зрителей последовательно перетачивал лезвие своего рубанка на ряде природных абразивных камней, добываемых в Японии.
Каждый раз он снимал с деревянного бруска стружку все более тонкую. Рубанок как бы прилипал к дереву и при неторопливом, без усилия движении из него появлялась длинная, без обрыва стружка равная ширине лезвия.
После последней заточки стружка стала почти прозрачной – тоньше папиросной бумаги! При этом мастер не кричал, что установил рекорд, не требовал занесения в книгу Гиннеса. Он был мастером высокого класса, способным применить свое умение на практике, а не устраивающим из этого шоу.
Так и полировщик, пользуясь последовательно все более мелкими абразивными камнями, доводит поверхность клинка до идеального состояния, позволяющего, как через стекло, увидеть структуру строения клинка, все нюансы его закалки. Подобной тщательной шлифовки оружия нет нигде в мире!
Отвлечемся от сложного процесса изготовления и зададимся естественным вопросом – почему? Действительно, почему люди создают с такой тщательностью вещи, что можно возвести их изготовление в ранг искусства.
Возможный ответ – национальная японская религия Синто – путь богов. В ней меч возведен в ранг атрибута божественной власти.
Следующее, что приходит в голову, – необычайно высокое положение воинского сословия в средневековой Японии и пара мечей, сопровождавшая самурая на протяжении его жизни, как символ этого высокого положения. Но это только часть правды. Никакая религия, никакой престижный заказ не заставят ремесленника работать лучше, чем ему хочется.
Английский писатель Р.Д. Киплинг во время посещения Японии в 1889 г. записал: «Мне показали человека, который уже месяц полировал небольшую вазу высотой в пять дюймов. Ему оставалось трудиться еще два дня… и рубиновый дракон, резвящийся на лазуритовом поле, каждая крохотная деталь, каждый завиток, любой участочек, заполненный эмалью, будут становиться все привлекательнее.
В другом месте можно купить дешевле, – сказал, улыбаясь, хозяин. Мы не умеем их так делать. Эта ваза будет стоить семьдесят долларов.
Я отнесся к его словам с уважением, потому что он сказал «не умеем» вместо «не делаем». Это говорил художник».
В Японии есть понятие минсю-тэки когэй (искусство, создаваемое вручную для повседневного использования людьми). Это именно тот случай, когда трепетное отношение к создаваемой своими руками вещи заставляет мастера вкладывать в акт созидания свою душу не в надежде на конечную награду, а просто потому, что иначе не стоит и браться за работу.
Японские мастера высшей пробы совсем не престижных во всем остальном мире профессий поднимают свою работу на уровень искусства, и это осознание собственного достоинства заставляет их неукоснительно следовать древним технологиям во всех случаях и получать прекрасный результат.
После полировки и заточки, длящихся в среднем две недели, клинок с временной рукояткой попадает в руки специалиста по испытанию мечей. Почему это происходило, разве не мог самурай, будущий хозяин меча, рубануть что-нибудь этакое и затем с видом знатока, осмотрев лезвие, заявить: «Меч так себе, гвозди рубать не могёт!»
В Японии существовали официальные тесты испытаний, выполнить которые мог только профессионал. Такие испытания назывались тамэсигири (пробное резание).
При испытании клинков ими рубили соломенные снопы, скатанные циновки – татами, медные и железные пластины. Но самые экзотические и одновременно наиболее реальные испытания происходили во время казней преступников и на телах уже казненных людей.
Из тьмы веков дошел рассказ о некоем палаче Гото. Когда ему нужно было испытать очередной новый меч на осужденных, привязанных к столбам, внезапно пошел дождь. Гото взял в левую руку зонт, в правую меч и вышел во двор. Вернулся он через несколько мгновений, почти не замочив одежду и меч. Вручая его хозяину, он произнес слова одобрения, а все свидетели этой сцены сошлись на том, что Гото был настоящим мастером своего дела.
Результаты официальных тестов записывались на хвостовике меча и, в отличие от скромной надписи кадзи, часто инкрустировались золотой проволокой.
Существовал обычай и неофициального испытания меча, цудзугири (уличное резание), когда самурай, чаще всего невысокого ранга, выходил ночью со своим мечом и пытался зарубить какого-нибудь простолюдина. Впрочем, не брезговали этим и некоторые высокородные самураи, так сказать для поддержания формы.
После испытаний, выявивших рабочие возможности меча, клинок попадал на заключительном этапе в мастерскую цубако, где к нему изготавливалась фурнитура, и он принимал хорошо узнаваемый нарядный внешний вид.
Вот собственно и вся технологическая цепочка, пройдя которую изделие превращалось в грозное оружие и в то же время произведение искусства. Дальше у каждого меча была своя судьба, в которой одним суждено было, сломавшись в бою, затеряться во времени, а другие превращались в кокухо – национальное сокровище и, передаваемые из поколения в поколение, дожили до наших дней, обрастая легендами.
Казалось бы, чего проще! Получая столетиями практические результаты эксплуатации различных мечей на полях многочисленных боев, можно выбрать или скомбинировать наиболее удачную модель, сделать образцы и разослав их всем известным кадзи, обязать их выпускать точно такие. Полученные образцы назвать табельными и вооружить этим оружием постоянную армию самураев.
Собственно так и поступили в Европе, как только там появились регулярные армии. Это упростило процесс вооружения, удешевило снабжение и, в конце концов, дало возможность держать сам процесс вооружения в крепких руках центральной власти. И однако же, в Японии ничего такого не произошло до тех пор, пока военное сословие в 1876 г. не было приравнено к остальным, а атрибуты их высокого положения – пара мечей с которыми они не расставались, были запрещены.
Ладно, пусть существует 11 основных форм полос японских мечей, 6 видов их изгибов, 12 видов оформления острия клинка, 7 видов сечения и 6 видов обуха. В конце концов, все это на виду и впрямую влияет на рабочие качества клинка.
Но – 6 видов формы хвостовика и 10 видов его торца, не говоря уже о 20 основных видах насечки на этих же хвостовиках. А ведь кроме этого существуют и промежуточные формы! Зачем все это, если всаженный в рукоятку хвостовик вообще не виден за исключением тех редких моментов, когда рукоятка снимается, и на темном от времени хвостовике с восторгом разбираются знаки, оставленные мастерами?
Может быть, вопрос такого многообразия прояснит высказывание человека, близкого к художественному миру, а ведь мы уже пришли к выводу, что японские ремесленники целиком отдающиеся своему делу – художники.
Главный куратор Государственного музея современного искусства в Токио Масами Сираиси сказал: «…еще одной важной отличительной чертой японского прикладного искусства является умышленное нанесение повреждений. Путем разрушения правильных форм, таких как круг или квадрат, за совершенством которых прячется красота, открывают красоту, недоступную для разума».
Тысячелетняя история японского клинка, это непрерывный поиск той самой недоступной разуму красоты, к которой стремятся все настоящие художники и при этом каждый ощущает ее по-своему!
Благодаря «дешевым» кинобоевикам о самураях японский меч стал поводом для восхищения и скепсиса одновременно. Считается, что если человеку более 16 лет, то он умеет думать логически, но человеческой природе свойственно выдавать желаемое за действительность и логика здесь сродни надоедливой старухе, мешающей погружению в мечту где каждый – терминатор с безупречным оружием в руках, например, с японским мечом.
Большая группа ошибок в обсуждении японского меча связана с катастрофическим недостатком знаний, их фрагментарностью и домыслами. Чтобы понять феномен японского меча, придется изучать столь далекую для западного сознания японскую культуру – познакомиться с основами японского языка и иероглифики, изучить историю страны, основы буддизма, синтоизма и конфуцианства, научиться ковке вообще и кузнечной сварке в частности, осмотреть сотни музейных экспонатов, пройти «курс молодого бойца» в школе кэндо и, наконец, не помешает знание классической японской поэзии.
В общем, посвятить этому делу часть своей жизни, что проблематично. Поэтому в Европе столь живучи иллюзии, которые японцы не особенно торопятся развеять, так что и в этом частном вопросе Восток и Запад никак не встретятся.
А мы призовем на помощь логику. Уже ее достаточно для эффективной борьбы с глупостью. Например, говорят, что японские кузнецы ковали клинки по пять лет. Но тогда на какие деньги они содержали свои семьи все это время?
Очевидно, мечи были очень дорогими. А значит самураи были весьма богатыми. Только зачем тогда в таком количестве велись кровопролитные войны, если все могли поесть риса досыта? Да потому что все было не так!
В истории Японии кузнецы редко были независимы и стремились обрести патронаж, например, у феодала, храма, влиятельного дома или аристократа. Работали они на своих благодетелей и день и ночь, многие добивались признания и почета, но ни один заказчик не собирался ждать исполнения работы пять лет.
Да и делать столько времени нечего – сталь для клинка нельзя ковать бесконечно долго, так как она становится «угнетенной и несговорчивой». Ковать надо столько сколько надо, но без ошибок. А мастер потому и мастер, что ошибок не делает, Например, сохранилось 59 клинков кузнеца Масамунэ из Сагами. Если в лихолетье шести веков сгинули хотя бы десять его работ, то при условии производительности по клинку в пятилетку этот легендарный кузнец жил 350 лет минимум.
На самом деле меч ковался за две-три недели с гарантией качества, а чистое время ковки стали для меча (занятие самое ответственное и трудоемкое ) равно примерно трем часам! А если качества не гарантировать, то можно ковать и побыстрее, как, например, кузнец Цуда Сукэхиро, сделавший за 25 лет работы 1620 клинков.
Исключительные свойства японских мечей – еще одна тема, нуждающаяся в комментарии. Рубка цепей, железных оград и каменных столбов вынуждает вспомнить поговорку - «сказать полуправду все равно, что солгать». Действительно, самураи испытывали новые мечи рубкой железных шлемов, медных пластин и тел казненных преступников.
Наконец, в документальном фильме, демонстрировавшемся военнослужащим японской армии в канун второй мировой войны, показано как фехтовальщик отрубает мечом ствол пулемета. Но ведь это специалист! Все самураи с детства умели фехтовать, но испытывать мечи доверяли особым специалистам, поскольку многое здесь зависит от точного соблюдения многочисленных нюансов. С другой стороны, большинство японских мечей – изделия сугубо утилитарные, среднего качества, как и мечи европейские. Они зубрились, тупились, ломались и гнулись, чему сохранилось в истории множество примеров.
Ведь в природе нет материалов не подверженных истиранию или деформации. Тот же победит, будучи заточенным остро, при ударе о кирпич обретает смятую кромку и лишь потом держит удары. А сталь мягче победита, так что приходилось японцам свои мечи перетачивать да так, что в музеях оказалось очень много сошлифованных до безобразия клинков.
Кстати, твердость японских мечей 57-60 единиц по шкале Роквелла, то есть они мягче современного напильника, а вот твердость булатных мечей из Индо-мусульманского региона нередко на пять единиц выше японских и без потери прочности.
В научных кругах распространено мнение, что в японских клинках много молибдена. На самом деле его там никогда не было. Ради эксперимента японские кузнецы вводили в сталь золото, медь, серебро, но легировать никелем, вольфрамом и молибденом не умели. Не знали про них ничего в той запыленной древности.
В исходном же сырье для выплавки железа этих элементов столь мало, что говорить об их влиянии просто не следует. Нет в этих клинках ничего кроме железа и углерода, а вот как ими распорядиться ради высокого качества – разговор особый. Так что не молибдену обязаны японские мечи своей прочностью, а мастерству кузнецов.
Теперь перейдем к декору японских мечей. Часто можно услышать, что тати – меч парадный, а катана – меч повседневный. На самом деле до 17-го века самураи носили только тати, то есть мечи, подвешенные горизонтально лезвием вниз при помощи двух подвязок на ножнах, крепящихся к поясу. Тати носили и в бой, и в день рождения императора.
Потом появилась мода носить мечи лезвием вверх, продевая ножны сквозь пояс – мечи катана. Понадобилось около 50 лет, чтобы мечи катана вытеснили мечи тати из обихода, но это уже время заката эпохи самураев, а не вся их история.
Огромное поле для критики дает явление «ниндзя». Уже сам наряд средневекового «спецназа» вызывает иронию. Если ночью черная одежда и полезна, то днем ее следует заменить на обычное платье, чтобы раствориться в толпе. А что делать с мечом?
Самураи носили слабоизогнутые мечи с гардами всевозможных очертаний, но прямые мечи с квадратной гардой – никогда. Так что встретить на тропинке человека с таким мечом для самурая все равно, что для красноармейца встретить человека со свастикой на рукаве – передернул затвор и патронов не жалеть! Следовательно, ниндзя должны иметь второй привычный меч.
А зачем вообще нужен прямой меч с квадратной гардой? Наверно самураи были слабы на голову, что не могли оценить его преимущества. И откуда взять столько мечей на всех ниндзя? В книжках нам объясняют, что в горах у ниндзя были секретные базы с арсеналами и кузницами, где они ковали свои мечи-кладенцы. Опять возникают вопросы.
Ведь земли в Японии мало, вся она была поделена на провинции, которыми управляли диктаторы-феодалы, привыкшие к военным походам и зачастую находившиеся в состоянии войны типа «все против всех». Неужели кто-то из них стал бы терпеть на своей земле присутствие крутых парней ниндзя, да еще с кузницами. Конечно же нет. Но даже если ниндзя были столь многочисленны, а ведь и кормить их чем-то надо было, и искуссны в открытом бою, чтобы противостоять солдатам регулярной армии, и потому могли защитить тропинки по склонам гор к своим поселениям, то откуда они брали сырье для ковки своих мечей?
Ведь в Японии железных руд мало, качество их низкое, для мечей предпочитали использовать железосодержащий песок берегов и дна рек. Коеффициент полезного действия выплавки железа из песка был чрезвычайно мал. Ох и тяжким же трудом при этом доставались ниндзя их супермечи! Другое дело феодалы – все крестьяне за соевую похлебку в зимнее время, когда нет сельхозработ, сутками выполняли эту черновую работу.
На самом деле ни в одном фотоальбоме или книге я не видел типичного меча ниндзя, а вот меч, спрятанный в куске бамбука, видел. Семенит этак по дорожке японский крестьянин в дырявой соломенной шляпе, сгорбившийся под весом хвороста, собранного в лесу, а опирается на бамбуковую палку. Поравнялся такой мужичок с заказанной феодалом жертвой и пустил клинок в дело. Это уже ближе к правде жизни.
Еще любят порассуждать о мистике в ковке. Тут и обряды и амулеты, обеты, запреты, призраки и прочее. Тут и методика типа «ковки на северном склоне лысой горы ранней весной в полнолуние после третьего крика кукушки с последующей закалкой в крови двухлетнего медведя-девственника с правым голубым глазом».
Не знаю, есть ли в Японии медведи с голубыми глазами, но кукушки и горы точно есть. Обряды и амулеты тоже – с их помощью кузнецы настраивались на определенный лад. Помогали в этом обеты и воздержания. Кстати, если ковать клинок пять лет и соблюдать воздержание, то какая ж это жизнь! Удивительно, что при этом у кузнецов было по три-пять сыновей, а дочери, то те просто были не в счет.
А еще Японию обошла сомнительная слава типа закалки клинков в теле молодого раба или свиньи. Дело в том, что рабов в Японии вообще не было, а вот свиньи были. Но ни одна свинья не стала бы безропотно стоять пока ей под хвост засовывают раскаленный клинок, а брыкалась бы, что есть мочи. Представляю, какой кривизны клинок извлекали бы из тушки несчастной свинки после такой закалки, и изумляюсь размерам человеческой фантазии, лишенной тормозов.
Следующее бытующее утверждение имеет некоторое отношение к Японии – говорят, что японские кузнецы зарывали в болотистую почву куски железа на несколько лет и лишь потом пускали их в работу. Здесь вроде все разумно, так как ржавеет в первую очередь зашлакованный и богатый примесями метал, но к японской технологии указанная процедура почти не относится, так как японцы тысячу лет назад разработали совершенные способы плавки железа при низких температурах, когда продукт почти не содержал марганца, серы, фосфора, азота и кислорода. После этого они в кузницах рафинировали сталь, так что зарывать металл в землю им нужды не было.
Металлографическая экспертиза стали старинных японских клинков показывает превосходство их химической чистоты над современными сталями в несколько раз.
Японский меч не нуждается в превозносящем мифотворчестве, он и без него является заметным явлением мировой культуры и неотъемлемой частью культуры Японии. Японский меч, каким мы его знаем, существует уже более тысячи лет.
Похожие записи:
 Пожалуй, не найти другого такого предмета кроме самурайского меча, который в большей степени символизировал бы традиционные боевые искусства Японии. И хотя изображение меча в различных вариантах ... |  Следственным подразделением ОМВД России по Кореновскому району завершено расследование уголовного дела, возбужденного в отношении двоих жителей станицы Дядьковской в возрасте 40 и 45 лет по признак... |
 В этой статье приведены несколько вещей, которые вы сможете увидеть и оценить на нашей планете только сверху.
Подробнее читаем далее... |  Есть на свете множество абсолютно простых способов продлить себе жизнь и поправить здоровье, о которых большинство людей, к сожалению, не знает. И один из них- питьё воды по утр... |
