Trang. оСКОЛки. Сборник новелл.
Новелла пятая.
"Последняя сигарета"
Trang. оСКОЛки. Сборник новелл
Опубликовано с письменного разрешения автора. Перепечатка без прямого согласия автора запрещена
Предыдущая Оглавление Следующая
Trang. оСКОЛки
Сборник новелл
Последняя сигарета
То, что людьми принято называть судьбою,
является, в сущности, лишь совокупностью
учиненных ими глупостей.
А. Шопенгауэр
Шалый затушил сигарету о подоконник, на котором сидел. Можно было затушить и положить окурок в кем-то вырезанную из жестяной банки пепельницу, стоявшую тут же, но Шалый был принципиально против такого порядка. Засиженное мухами подъездное окно между вторым и третьим этажами открывало непрезентабельный вид на не менее непрезентабельный двор: пару полуразрушенных качелей, погнутый, весь в ржавчине, турник, и загаженная собаками песочница. Оконное стекло, кроме всего прочего, слева вверху было отколото и сверху до низу его бороздили две глубокие трещины, что придавало дополнительный колорит разрухи и увядания. Подъезд был под стать стеклу- облупленные стены старой, как какашка мамонта, краски, и окраса такого же. Многочисленные надписи различного содержания, от любовного до матершинного, выполненные маркером или пропаленных зажигалкой, и металлические перила с частью отсутствующих прутьев, выломанных и выкрученных всякой дворовой шпаной. Шалый и сам относился к этой вечно шумной, опасной и непостоянной в составе братии. Непостоянной она была потому, что противостоящая ей братия милицейская с завидной регулярностью забирала то одного, то другого в места не столь отдалённые, откуда они возвращались ещё более заматеревшими, злыми и шумными. Шалый и сам нет-нет да добавлял подъезду ещё большего колорита, под пиво да под гитару сколупывая загрубевшую старинную краску, пробуя свою силу на перилах да раскрашивая стены и потолок надписями типа «Сектор Газа жив» да «Светка сука».
В свои небольшие 17 лет Шалый, однако, был достаточно известной звездой местного райотдела полиции, куда его частенько доставляли за мелкое хулиганство да нетрезвый вид, а местный участковый капитан Лободенидзе, в простонародье «Лоб», каждый раз обещал его засадить вскорости лет эдак на десять, не меньше. Но угрозы на Шалого не действовали, а в деле преступания закона он был крайне осторожен, наученный своими, уже наколотыми на зонах и пересылках, собратьями по двору. Нередкие гоп-стопы с отбиранием телефонов и небольших карманных сумм Шалый с дружками проводил как можно дальше от своего дома и, желательно, вне своего района, чтобы иметь как можно меньше шансов быть опознанным. А грубую силу, не считая декоративного размахивания ножичком для устрашения «клиента», да «распальцовки»- старался не использовать. Да и в барыше не наглел- для вечерних посиделок со шпаной под пивасик или на мелкий подарок очередной девке хватало и нескольких десятков рублей, что быстро отдавали испуганные неожиданным вечерним рандеву со шпаной случайные жертвы, а делу долгого обшаривания карманов в поисках более весомого куша Шалый предпочитал возможности быстрее сделать ноги и быть поближе к своему дому прежде, чем по заявлению терпилы включится тяжёлая полицейская махина. Это же касалось и пластиковых карт- Шалый их просто выбрасывал, хотя его более опытные в смысле сидения знакомые говорили, что с карты можно поиметь гораздо больше денег. Конечно, Шалого всё равно заметали, тащили в райотдел на опознание, но учитывая все его ухищрения- постоянно отпускали с миром, промурыжив часа три для острастки. Большая заслуга в этом была, конечно же, капитана Лободенидзе, который, будучи очень неглупым прирождённым ментом, мог связать почерк нескольких ограблений с типажом и повадками Шалого, но, как любил сам Шалый говорить «стрелку к делу не пришьёшь». И с успехом переводил в своих объяснениях стрелки на неизвестных ему «беспредельщиков, которые совсем не уважают шпану и традиции». Лободенидзе каждый раз кивал в такт объяснений вальяжно сидящего перед ним на стуле Шалого, не веря однако ни одному его слову, но, будучи до мозга костей служителем закона, ни разу не подвёл Шалого под подставного свидетеля или науськанного потерпевшего, которому б заранее показал его фото. Лободенидзе предпочитал помурыжить Шалого несколько отведённых ему законом часов «для проверки документов и установления личности» в сопровождении задушевно-протокольных бесед с Шалым, по документам Сергеем Твердохлебовым, о тупиковости и неперспективности данного образа жизни и стандартным финальным обещанием когда-нибудь сцапать Шалого и засадить его на «десяток лет в места не столь отдалённые».
Шалый криво усмехнулся и встал с подоконника. Время было только четыре часа дня, а для шпаны- это почти что раннее утро. Делать было нечего, двор был пуст, всё «движение» начнётся часов в 8 вечера, поэтому Шалый, вздохнув, отправился домой, в их с матерью двухкомнатную квартиру на четвёртом этаже. А туда ему возвращаться всегда хотелось меньше всего. Квартира ему казалась какой-то тупиковой веткой развития небольшого местного Ада. Начинался он с расшатанной, скрипучей и местами треснувшей, деревянной обшитой дермантином двери с разболтанными замками, которые можно было выбить с несильного удара ноги, а заканчивался двумя вечно неприбранными комнатами, где там и сям под ноги попадались материны вечно ею куда ни попадя разбрасываемые пустые бутылки из-под алкоголя, а также облюбованной тараканами кухней и маленькой, в ржавых потёках на потолке и раковине, ванной. Мать всё время, что он её помнил, постоянно была навеселе, покупая самый дешёвый алкоголь с рук, чтобы хватило насколько можно дольше, учитывая её небольшую пенсию и остатки со стола частых небритых алкоголиков-собутыльников, и сыном практически не занималась, предоставляя его воспитание самому себе и двору.
Но делать всё равно пока было нечего, и Шалый отправился домой, где пьяненькая уже с утра мать ему поведала, что сегодня опять приходил капитан Лободенидзе и проводил с ней беседу о её непутёвом сыне и когда же он всё-таки возьмётся за ум. Эти пьяные нравоучения профукавшей и пропившей свою собственную жизнь матери Сергею были уже по горло, и он быстрее закрылся в своей небольшой комнатке, где бубнение матери было не так слышно, и завалился на диван перед стареньким телевизором.
Около полуночи того же дня Петр Тимофеевич, культмассовик и затейник местного ДК, будучи немного навеселе, возвращался из кафе «Гренада», где хорошо провёл время с молодой Василисой Петровой из планового отдела, и был неприятно удивлён тремя возникшими на его пути из подворотни фигурами. Блеснувший в свете редких уличных фонарей нож и несколько угроз на блатной фене быстро убедили Петра Тимофеевича без геройства расстаться с небольшой карманной наличностью и сотовым телефоном, после чего хулиганы, пару раз дав ему подзатыльника, Петра Тимофеевича с миром отпустили, так же быстро растворившись в ночи, как и появились. Пётр Тимофеевич был крайне напуган этим происшествием, а ещё более возмущён тем, как трое на вид лет 18-20 подростков надавали ему, 48- летнему воспитанному и уважаемому в городе человеку, подзатыльников, а ещё больше- каким тоном они с ним разговаривали. Воодушевило его также и то, что как бы ему не было страшно, мельком увиденные им лица хорошо осели в памяти, а будучи художником-любителем, иногда на досуге порисовывающим небольшие пейзажики и портретики, он был абсолютно уверен, что сумеет в точности нарисовать нападавших. Сделав для себя такие выводы, Пётр Тимофеевич, оскорблено пыхтя, целенаправленно-уверенным шагом направился к ближайшему райотделу полиции.
Уже через часа два Шалый с двумя своими подельниками попивал пивко на так легко сегодня им доставшиеся деньги, сидя в соседнем со своим подъезде родной многоэтажки, во всё горло распевая дворовые, слезливо-хулиганские, песни. Погруженный во мрак ночи дом терпел, так как соседи предпочитали не связываться со шпаной, мудро не разменивая свои замечания на последующие внезапно сгоревшие двери или покорёженный во дворе автомобиль, а то и вечернюю встречу с обиженным рыцарем ножа и кастета где-нибудь в ночи, которая ещё неизвестно чем может закончится. И только неугомонная Софья Серафимовна, ворчливая бабка с третьего этажа, со старушачьим упорством и принципиальностью вечно делавшая им во дворе замечания и, казалось, совершенно не боящаяся или не задумывающаяся о возможных последствиях, выползла из своей квартиры и стала на них орать, выгоняя из подъезда на улицу. Физически ударить пожилую женщину для Шалого было западло, и он с дружками, огрызаясь, со скрипом покинул так хорошо насиженную территорию.
Когда деньги кончились и пиво было выпито, песни спеты, а дружки разошлись по своим домам, Шалый сидел на оградке песочницы во дворе дома и курил, задумчиво глядя на тёмные окна ветхой, в трещинах, родной многоэтажки. Вспомнив морщинистое перекошенное злое лицо и эпитеты, которыми его и его дружков щедро награждала старая отвратительная бабка, из тлеющей искры его обиды разгорелось нешуточное пламя, которое стало требовать сатисфакции и выхода. Решив, что такое оставлять просто так нельзя, и оценив, что сгоревшая дверь в квартиру бабки покроет ущерб от нанесённой обиды, Шалый бросил окурок на землю, затоптал его своим кроссовком и решительно вошёл в подъезд, где проживала злобная ворчливая бесстрашная старушка. Поднявшись на третий этаж, Шалый вынул из куртки коробок спичек, оценил наличие стандартной для их дома дермантиновой обивки двери старушки, и уже в предвкушении весёлого треска подожженной обивки, а затем и двери занёс спичку над коробком, собираясь вершить своё, шпанинское правосудие, однако замер, привлечённый подозрительными звуками, раздававшимися из-за двери старушки. Писклявые жалобные старушачьи нотки перемежались с грубыми мужскими голосами, что-то от неё требовавшими, что для одиноко живущей бабки было подозрительно вдвойне. Заинтересовавшись, Шалый осторожно надавил ладонью на дверь, и она поддалась, мягко приотворившись и открыв Шалому непонятную картину: спиной к нему в узеньком коридорчике стоял полицейский в форме старшего лейтенанта, облокотившись плечом на стену и скрестив руки на груди, а в частично видимом из-за спины старлея проёме в комнату было видно, как другой полицейский, капитан, нависал над стоявшей на коленях старушкой и громким голосом почти орал на неё «Ну и где всё, бабка?».
«Ну вот тебе и бабка- образец»- злорадно подумал Шалый. «Нас гоняет, а сама барыжничает чем-то, палёной водкой поди, вот и дождалась обыска». Решив, что у бабки теперь и так достаточно неприятностей, и ещё более мстить будет излишне, Шалый уже собрался уходить, как случилось что-то, выходящее за рамки увиденной и осознанной им картины- капитан вдруг наотмашь ударил старушку тыльной стороной ладони по лицу, отчего раздался громкий шлепок, и старушка упала на пол навзничь, продемонстрировав старые, штопанные панталоны под ночной, от старости в нескольких прорехах, рубашкой. Капитан же, схватив еле-еле поднявшуюся на колени, с разбитым в кровь носом, старушку за волосы, потащил её куда-то вглубь комнаты, что уже не было видно через проём двери и загораживающую спину старлея.
И тут в пьяной голове Шалого моментально пронеслась нескончаемая вереница образов, из бесконечного множества которых сознание ухватило лишь некоторые: полицейские погоны, бесконечные приводы, пьяная мать, отсутствие нормальной работы, бычьего интеллекта собутыльники, наколки, блатная философия, и почему-то- именно то самое засиженное мухами окно в его подъезде между вторым и третьим этажами, где он привык курить и тушить затем окурки о подоконник. А затем на все эти образы опустился мрак и осталась одна лишь злость.
И с криком «Ах вы, менты поганые, старушку бить!»- Серёга Шалый рванулся вперёд и пнул стоявшего к нему спиной старшего лейтенанта ногой в крестец, отчего старлей чуть не сложился пополам, но только в другую сторону, а затем старлея по инерции понесло вперёд и с размаху ударило лицом в дверной косяк. Скрещенные до того на груди руки и расслабленная поза не дали ему вовремя сгруппироваться, и от удара головой старлей сразу же отключился. А Шалый, не прерывая движения и на ходу зацепив левой рукой что-то весомое с пола, влетел в комнату, где капитан уже заносил ногу, чтобы пнуть старушку, которую он за волосы придерживал на полу, куда-то в живот. Капитан только и успел удивлённо повернуть голову и увидеть пьяного ворвавшегося в комнату человека, как уже в следующий момент ведро со старушачьими экскрементами, которое так невовремя подвернулось в коридоре Шалому под руку- с глухим звоном опустилось ему на голову, расплёскивая своё содержимое по всей комнате, и капитан, крякнув, осел на пол, выпуская волосы старушки, а форменная фуражка сползла с головы на лицо, закрыв глаза.
Ворвавшийся в квартиру через минут 5 наряд полиции, вызванный соседями из-за диких воинственных криков Шалого и звуков драки из квартиры обычно тихой Софьи Серафимовны, застал следующую картину: два полицейских лежали в отключке один в комнате, а другой в коридоре, а посередине комнаты пьяный Шалый, весь мокрый и блестящий, гладил по голове сидевшую на диване Софью Серафимовну, причитавшую: «Родненькие вы мои… если б не Серёжка… да как же так… вот же нехристи…да что ж это такое… что же творится-то, а…», и обильные мелкие старушачьи слёзы лились по её трясущимся старческим морщинистым щекам.
Вошедший за нарядом в комнату собранный и как всегда подтянутый капитан Лободенидзе оценил обстановку цепким взгядом, после чего остановил его на Шалом. «Ну вот теперь и сдержишь своё обещание, капитан», - подумал Шалый, - «Вот и десятка, как не больше, за нападение и избиение сотрудников полиции…». Шалый вздохнул, ещё раз погладил старушку по редким седым волосам, сказал «Всё будет хорошо, Софья Серафимовна», и шагнул к Лободенидзе, медленно поднимая руки и сводя их вместе, чтобы проще было застегнуть наручники.
Капитан Лободенидзе же, как будто не замечая Шалого и смотря как бы сквозь него, рявкнул наряду: «Ну чего уставились? Быстро этих двух уродов в форме в наручники и в машину! Это мы их уже неделю разыскиваем. Цепляют нашу форму и грабят старушек, надеясь на фамильное золото и припрятанные на похороны сбережения. Да и старушки от страха ничего не помнят и описать толком потом не могут, им бы живыми после такого остаться… Быстро, я сказал!». После чего он повернулся к Шалому, который так и стоял с протянутыми к нему руками: «А ты чего здесь стоишь? Время уже сколько? И опять пьяный! Твоё счастье, что эти двое тут, по-видимому, перепили и отключились, да и Софья Серафимовна, глядишь, скажет, что ты сюда только случайно зашёл, а не подраться и нахулиганить, да, Софья Серафимовна? Быстро, Твердохлебов- марш домой и спать»
Но только ошалевший от произошедшего и происходящего Шалый, как был с поднятыми руками, двинулся к двери на выход, Лободенидзе его снова остановил словами: «Сегодня Петр Тимофеевич, наш кульмассовик, случайно нарвался на каких-то уродов в одной подворотне. Так они деньги у него забрали и мобильник. И подзатыльников понадавали. Ты же тут не при чём, ты же тут был, во дворе, как я теперь вижу. Хотя портретик, что он нарисовал- ну прям вылитый ты. Так вот- ты же тут в авторитете, и я уверен, разберёшься с этим, да так, что сегодня же Петру Тимофеевичу неизвестные вернут его мобильник и деньги. А ты мне больше никогда по работе на глаза не попадёшься, я прав? Смотри… в другой раз точно загремишь у меня лет на десять в кутузку…», - и не дожидаясь ответа, отвернулся к наряду, продолжив давать чёткие и быстрые указания.
Серёга Шалый вышел на улицу, наконец опустил руки, достал и закурил последнюю в эту странную для него ночь сигарету, затянулся, посмотрел на звёздное небо и удивлённо помотал головой. Затем зашёл в свой обшарпанный подъезд, остановился между вторым и третьим этажом, и первый раз в своей жизни, сколько он её помнил- затушил и положил окурок в непрезентабельную жестяную пепельницу.
июнь 2013 года
Предыдущая Оглавление Следующая
Похожие записи:
Trang. оСКОЛки. Сборник новелл. Оглавление
Trang. оСКОЛки
Опубликовано с письменного разрешения автора. Перепечатка без прямого согласия ав... |  В разделе: КнигиКороткие кореновские новеллы от Trang'a. Фантастика, киберпанк и прочее.
Опубликовано с письменного разрешения автора.
Подробнее читаем далее... |
 Альбом "оСКОЛки" состоит из песен разных лет, заново перепетых и переигранных в 2013 году. Над альбомом работали более десятка человек из 5 разных стран- России, Украины, Б... |  Альбом "оСКОЛки" состоит из песен разных лет, заново перепетых и переигранных в 2013 году. Над альбомом работали более десятка человек из 5 разных стран- России, Украины, Б... |
